Нечего было и думать прибавить скорость: впереди выстроилась целая колонна машин. Оставалось только надеяться проскочить.
“Если загорится красный, гони прямо вперед.
Никудышная идея.
Помешают впереди идущие машины.
А если проскочу, то мотоциклист поймет, что обнаружен. Они догонят нас и расстреляют при первой возможности. У них не спортивные ружья. А что? Магнумы? Автоматы девятого калибра?
И еще эти пули с полыми наконечниками, которые превращают внутренности в кровавое месиво”.
Горел зеленый свет. Они еле ползли к светофору. “Сам знаешь, красный всегда загорается перед самым носом. Вот сейчас...”
Вот сейчас загорится красный. Придется останавливаться. Конец. Мертвым он ничем не поможет Эми.
Он чувствовал, как напряглась сидящая рядом Розмари, словно хотела удержать зеленый огонь немигающим взглядом. В следующую секунду светофор остался за спиной.
Оба перевели дыхание.
Со вспыхнувшей надеждой Ричард смотрел в зеркало назад. Если бы теперь загорелся красный, остановил бы мотоциклистов...
Ну же, ну...
Черт.
Не вышло.
Мотоцикл проскочил как раз под смену сигналов, оказавшись последним в колонне.
– Что делать, Розмари? – бормотал Ричард. – Что же делать?
Очки съезжали со вспотевшей переносицы.
До следующего светофора не больше мили. А может, и того меньше.
И там наверняка окажется красный. Закон подлости. Ричард утер пот, заливавший глаза.
– Может, остановиться и принять бой? – Ричард не ждал ответа. Он размышлял вслух, в надежде, что его осенит чудесная идея. Сам себе и отвечал: – Что толку? Не драться же когтями и атласом дорог? – он думал горько рассмеяться, но вышел стон.
– Обогнать не получится. Драться нечем. Спрятаться?
Ричард покосился на девочку. Она обернулась назад, глаза подозрительно блестели.
Бедная детка. Надо было оставить ее на той стоянке. Он обрек ее на смерть. Светофор мог показаться в любую секунду. Мотоцикл догоняет. Ричарду уже казалось, что он слышит хлопки выстрелов, видит, как разлетается боковое окно, чувствует удар пули, размозжившей плечо.
А потом укус горячего свинца, влетевшего ему в лицо на скорости восемьсот миль в час.
Так встретил свой конец Ричард Янг.
Женат. Двое детей. Сценарист по созданию рекламных роликов.
Господи, Ричард Янг, что ты сделал со своей жизнью?
И вспомнит ли кто-нибудь через двадцать лет твое имя?
Горше всего была мысль, что он так и не добрался к Эми. Он представил себе, как малышка играет с куклой, напевая песенку собственного сочинения, потом смотрит на него и широко улыбается – папа здесь, можно поиграть.
Глаза жгло.
Он поймал себя на том, что перебирает в памяти трудные моменты своей жизни. Школьные экзамены. Бесконечное повторение. Потом сидишь в большом унылом зале, вдоль стен парты, большие часы над доской отсчитывают минуты. Учитель раздает билеты. Перед тобой ручка, карандаш, линейка и свежий пакетик мятных конфет. Самое время перекусить!
В голове немедленно промелькнуло еще одно воспоминание. Тот мрачный ноябрьский день, когда хоронили дедушку Джека. Ричарду было тринадцать лет. Ветер хлестал ледяным дождем людей, вышедших из автомобилей, чтобы проводить гроб в часовню. Ричард отстал. До сих пор ему удавалось избежать вида гроба. Правда, катафалк, возглавлявший кортеж, был ему виден. Уродливый черный ящик внушал страх.
“Я не хочу видеть гроб, не хочу видеть, куда спрятали дедушку Джека...
...Он там, внутри? Как он выглядит? Как выглядят мертвые?”
Ему не хотелось знать ответа.
“Не думай об этом, не представляй, каково там, в этом холодном ящике... Не надо...”
У часовни все остановились. Как молился Ричард, чтобы день похорон никогда не наступал! Ему хотелось остановить время.
Но этот день настал.
Ричард любил дедушку. Какие истории тот рассказывал, когда они ходили в парк запускать самолетики!
Теперь ему был виден гроб. Отец и мать шли впереди. Ричард смотрел куда угодно, лишь бы не туда, где лежал на хромированных колесиках гроб. Он смотрел на трактор, пахавший вдалеке, на проезжавшие машины, на шнурки собственных ботинок...
Перед ним были двери часовни. Ричард чувствовал, что его сейчас стошнит. Он не сомневался, что при виде гроба упадет в обморок. Даже дышать было трудно.
Так ужасна была мысль о том, чтобы увидеть деревянный ящик с мертвым дедушкой внутри, что он был уверен: этого ему не пережить. У него внутри все умрет.
– Папа, – вдруг сказал он. – Я забыл пальто. Дай мне ключ от машины. Я возьму пальто и вернусь.
Отец с досадой обернулся к нему. Но, должно быть, что-то он понял по лицу сына, потому что грустно улыбнулся. – Иди, Ричард, – сказал он, обнимая сына за плечи. – Не бойся, все скоро кончится.
И тут он увидел гроб. Под ложечку как будто плеснули холодной воды. Неприятно было видеть этот деревянный ящик и знать, что внутри – дедушка Джек. Но это было не так страшно, как представлялось.
Машину тряхнуло на ухабе, и Ричард пришел в себя. Поток машин впереди. И позади – двое на мотоцикле. Их цель – отнять его жизнь и жизнь девочки, сидящей рядом.
А он тут предается воспоминаниям, гребаным воспоминаниям, выгребает прошлогоднее дерьмо.
“Нет, дело не в том”, – руки крепче сжали руль, сердце часто стучало.
“Гроб”.
Пальцы закололо.
“Гроб!”
Как он боялся, но шагнул навстречу страху и справился. Он даже открыл в себе что-то новое. Встретив страх лицом к лицу и победив его, он стал взрослее.
Через неделю после похорон они со Стивом Госсманом отправились вдвоем в город и пробрались в кино на “Дракулу”. До того он ни разу не делал ничего подобного, но теперь он почувствовал себя готовым к новым испытаниям.