Майкл бросил взгляд на часы.
– Вот что, дайте мне десять минут на объяснение. Потом решайте. Вы можете оставить меня здесь и отправляться к ближайшему полисмену или взять меня с собой.
– Оставим, как миленького, – проворчал Джо, – и чем скорее, тем лучше.
– Тише, Джо, – остановила его Кристин. – Человек уверяет, что нам грозит опасность. Лучше его выслушать. Согласны?
Ричард кивнул. Джо фыркнул и независимо откинулся на спинку кресла, демонстрируя, что не желает принимать участия в разговоре.
– Даю слово, это не займет много времени. Вот...
– Кто поверит твоему слову! – рявкнул Джо. – Уже ясно, что ты за птица.
– Я расскажу вам все, что знаю. Потом – вам решать, бросить меня или отвезти в полицию.
– Начинайте же, – напомнила Кристин. – У вас десять минут.
– Я родился в Кембридже. Мой отец был администратором в больнице, и я рос... Джо фыркнул:
– Кто этому поверит?
– Прошу вас...
– Он нам свою биографию излагает! Еще немного, и...
– Я прошу вас, дайте мне десять минут. Не перебивайте и не задавайте вопросов. Для вас очень важно услышать, что я собираюсь рассказать.
– Пожалуйста, Джо. Неизвестно, сколько у нас времени.
Эти слова заставили Джо угомониться. Он беспокойно завертел головой, словно пытаясь высмотреть притаившегося снайпера.
– Как я уже говорил, я родился в благополучной зажиточной семье. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я взбунтовался. Уехал с друзьями в Грецию. Мы собирались открыть школу подводного плавания. Конечно, юнцы, зеленые, как та трава...
Майкл продолжал рассказ тихим размеренным голосом, сопровождая его спокойными мягкими жестами. Ричард подумал, что этот человек ему кого-то напоминает. Прошло несколько минут, прежде чем он сообразил: дело не во внешности. Плавные успокаивающие жесты художника, стоящего перед невидимым холстом, мягкий сочувствующий взгляд. Человек, сидевший напротив, напоминал образы Христа из современных фильмов. Тихие слова, медленные движения и взгляд, выражающий любовь ко всем, кто его окружает.
Человек говорил все тише и тише, и все они невольно склонялись к нему, словно боясь пропустить хоть слово.
– Затея со школой кончилась катастрофой. Снаряжение растащили, страховку не выплатили, мои друзья, мягко говоря, разочаровались и вернулись по домам. Но я не желал сдаваться. Через некоторое время переехал в Турцию. Вел там нищенское существование. Похудел, оброс бородой, впал в депрессию. По-турецки я знал всего несколько слов. Для местных жителей я был чужаком, англичанином, к тому же выглядел, как наркоман.
Дела шли все хуже и хуже. Как-то, перебираясь из города в город, я попался в руки местному отребью. Меня избили и бросили в канаву. Я выбрался оттуда полумертвый, залитый кровью из разбитой головы. Каждое движение причиняло боль.
Мне удалось добраться до каких-то развалин на склоне холма. Должно быть, там прежде держали скот. Грязь на полу состояла в основном из козьего помета, который копился там лет шестьсот. Само здание представляло собой старую византийскую церковь с обрушившимся куполом. Когда эту местность в 1453 году захватили мусульмане, они превратили церкви в склады, зернохранилища, а то и просто в хлева. Выбирать мне было не из чего, попасть домой так же невозможно, как на Марс. Меня вырвало, температура подскочила до небес – вероятно, через порезы в кровь проникла инфекция.
Скоро я полностью отключился. Тело горело так, что на нем можно было поджарить яичницу. Я плакал и смеялся. Полная картина лихорадки. Вел беседы о божественном с архангелом Гавриилом, видел Моисея в корзине вместе с цыплятами, Чарли Чаплина, да мало ли кого еще. Передо мной проплывали то Гитлер, то Дональд Дак, то какие-то призраки. Потом мне почудилось, будто пол превратился в шоколад, и я ползал по нему, поедая козий помет как сладчайшее в мире лакомство.
– Должно быть, тогда, – продолжал Майкл, переводя мягкий взгляд карих глаз с одного из своих слушателей на другого. – Должно быть, тогда это и случилось. Теперь, вспоминая об этом, я не могу назвать это иначе, как чудом. Оно преобразило меня. Позднее, оно преобразило и жизнь других людей. Наступит день, когда, по воле Господа, оно преобразит жизнь каждого человека на земле, – он застенчиво улыбнулся. – Я забегаю вперед. Как бы то ни было, я ползал по оскверненной церкви, крича, визжа и завывая. Иногда я видел сквозь дверной проем рощу миндаля, покрытую снегом цветов, и воображал, что это армия воинов в золотых доспехах. Мозги у меня кипели от лихорадки, и я воображал, что они ждут моего приказа. И я приказывал, отправлял на завоевание городов, за золотыми трофеями... – он с улыбкой покачал головой. – Поверьте, я был не в себе.
Потом его лицо стало серьезным.
– Вскоре после этого я пришел в себя и увидел, что лежу в углу, закатившись за старые надгробья. Я дрожал и стонал, все у меня болело. И я поднял взгляд, и увидел его. На этот раз я, как ни странно, был уверен, что это не бред. Я видел этого человека так же ясно, как вижу вас. Он шел ко мне через церковь. Я помню каждую деталь. На нем была пурпурная мантия. И сапоги, они тоже были пурпурными. И повсюду на одежде повторялся мотив двуглавого орла. Длинная борода и усы ниспадали на грудь. Он подошел ближе и взглянул на меня. Это было как удар. Я перестал дышать. Никогда в жизни я не видел таких яростных глаз. Их взгляд проникал прямо в мозг. И он спросил меня:
– “Хочешь власти? Хочешь власти над людьми? Хочешь власти посылать людей на смерть? Хочешь власти столь полной, что, умирая за тебя, они отдадут жизнь с радостью и гордостью, с последним вздохом выкрикивая твое имя? Хочешь такой власти? Хочешь?”