– Опять непослушные Мальчишки?
Ричард оглянулся.
– Кристин? Я разберусь с Эми, так что если хочешь дочитать журнал...
Кристин с улыбкой взъерошила ему волосы.
– Спасибо, наш заботливый муж и отец, но волосами я лучше займусь сама. Хочешь сохнуть под феном, солнышко?
– А можно мне посмотреть новые слайды?
– Можно, перед сном. – Кристин перехватила у Ричарда полотенце и принялась вытирать дочке затылок. – Ну, иди ко мне... Ух ты! Какая большая девочка выросла.
Кристин вытирала Эми, приговаривая что-то низким приглушенным голосом, всегда трогавшим Ричарда. При звуке этого голоса он переносился во времена до их женитьбы, когда он постоянно звонил ей по телефону. Она жила тогда с отцом и братом в большом городском доме. Трубку неизменно снимал братец Джо. “А, это ты, Дикки? Тебе нужна Крис?” Скользкий смешок. “Я бы ее позвал, да только она заперлась в спальне с мужчиной”. Еще один смешок. “Бог знает, чем они там занимаются, по звуку похоже на борцовский поединок”.
В таком духе он мог продолжать долго, в уверенности, что проявляет остроумие и жизнерадостность (в то время, как Ричард заставлял себя вежливо слушать, мечтая при первой же встрече съездить идиоту по морде). Наконец Джо звал сестру, и после паузы, казавшейся Ричарду бесконечной, слышался звук открывшейся двери, далекие шаги, словно до телефона много миль. Звук шагов приближался, слышалось хихиканье Джо, неразборчиво шептавшего что-то сестре. Еще одна пауза, а потом по проводам долетал приглушенный голос Кристин. Самые волнующие звуки в жизни Ричарда.
И сейчас, двенадцать лет спустя, слушать ее было приятно. Он был уверен, как в том, что небо – синее, а утром встанет солнце, что не ошибся, женившись на девушке с хрипловатым голосом, мягкими черными волосами до плеч и темными карими глазами.
Пока Эми залезала в пижаму, мать весело расспрашивала:
– Так что же натворили негодные Мальчишки?
– Они прыгали на чердаке. Папа выбросит их головы в уборную.
– Следовало бы выбросить туда головы тех пап, которые учат детей глупостям, – неодобрительно заметила Кристин. – Помнится, когда Марку было пять лет, папочка внушил ему, что человечки в телевизоре – живые. И вот вхожу я однажды в гостиную и вижу, как сын старательно пропихивает печенье сквозь вентиляционную решетку телевизора. Видите ли, ему показалось, что Лаурель и Харди проголодались.
Ричард усмехнулся:
– Виновен, ваша честь. Но я был тогда молод и зелен.
– Таким и остался, – улыбнулась жена. – Ты и сейчас способен засунуть в микроволновку пирог прямо в фольге, едва не взорвав дом со всеми жильцами.
– Обычная оплошность...
– А как ты чуть не поджег изгородь, разжигая жаровню, не забыл?
– С каждым может случиться.
– И как меня угораздило влюбиться в стихийное бедствие?
– Зато я сложен, как греческий бог.
– Ну да, тот толстый, с трезубцем.
Он рассмеялся:
– Не насмехайся над моим телом. Оно сегодня достаточно настрадалось.
– Прививки? Большая была очередь у врача?
– Не слишком. И все равно уколы делала сестра. Шприцем, длиной с мою руку.
– Ты почувствовал укол?
– В сердце или в зад? В любом случае – да.
– Дурачок, – полотенце мягко обрушилось ему на голову, а жена с Эми выскользнули из ванной. – Хотела бы я посмотреть на твое лицо, когда она загоняла в тебя иглу.
– Садистка, – улыбнулся Ричард, радуясь, что жена в хорошем настроении.
– А где болело, папочка? – сочувственно спросила Эми.
Он хлопнул себя по левой ягодице.
– Вот здесь, милая.
Эми изо всей силы боднула его снизу в указанное место.
– У-ау. Ах ты, мартышка. Ну, я тебе...
– Т-с-с. – Кристин прижала палец к губам. – Слышал?
– Что?
– Мальчишки, – пропела Эми.
– Там, – Кристин указала глазами наверх. – Слышишь?
Ричард прислушался Действительно, какой-то звук. Как будто кто-то тихонько постукивает по стропилам.
– Может, на чердаке поселились птицы?
– Мальчишки, – настаивала Эми, блестя глазами. – Мы им головы оторвем...
Ричард прислушался, склонив голову набок.
– Стихло. Возможно, чайка разгуливает по крыше? Они бывают здоровенные...
– Ты не хочешь быстренько посмотреть? – предложила Кристин. – Нам ни к чему птичьи украшения на елочных игрушках.
– Не представляю, как птица могла попасть на чердак. Чердачное окошко точно закрыто.
– Т-с-с! Слушай! – Все трое замерли.
И услышали. Гулкий рокот, от которого задрожали стекла.
– Ну, вот все и объяснилось, – заметил Ричард. – Идет гроза. Надо проверить, не остались ли на улице велосипеды.
– Скорее, милый. Скоро будет темно, как у гориллы в... где-то там.
– Как ты изящно выражаешься, милая!
Он сбежал вниз по лестнице. В гостиной Марк сидел перед телевизором. На экране робот пытался оторвать голову другому роботу.
– Марк, ты все еще хочешь показать мне кровавые пятна?
– Поздно, пап. – Мальчик кивнул на окно. Дождь за стеклами хлестал, как струи из шланга. Раскатился гром, и Ричарду вдруг показалось, что на их домик обрушился удар молота.
Лунный свет. Луга. Острые стебельки колют лодыжки. Дерево. Голая вершина. Окна заброшенного дома светятся, как глаза призрака. И стон. Раскатывается в ночи. Как предсмертная песнь одинокого и давно, давно забытого божества.
Вот мой Губитель.
Розмари Сноу без сознания на больничной койке. Повторяется все тот же сон. Она не знает, что видела его уже сотни раз, а может, тысячи или сотни тысяч. Все тот же сон.
Рушится ферма.
Раздавлено в щепки дерево.
А потом мучительное бегство от преследователя, уничтожающего все на своем пути. Бегство, кончающееся прыжком на вагон с углем. Дальше – темнота.